1.
2.
3.
Мы знакомы, кажется. Осенью будь
Переписан, рассказал, рисован чуть-чуть
Непременно жутким, надломленный духом...
Здесь другой мотив. Только мы без слуха.
Потряси за плечи, о боли напомнив.
Пронесется в памяти: я твой паломник
С середины лета и до Самхейна.
Не юлишь, не ластишься. Прямолинеен.
Заведут следы в белоснежное поле,
Оборвутся. Бросят. А смешно - до колик.
Пелена спадет, оставляя привкус
Бесконечной грусти: не дадут отрывка.
С каждым годом рассказ становится хуже.
С петухами пройдет...Забудется тут же.
4.
5.
Ошибается пичуга,
ища косточки в джеме,
это значит: больше звука
но меньше выражений.
Провода струна задета,
утихла в толще пены:
молоком испачкал небо
синоптик неумелый.
Оказалось, стала синей
моллюска струя утром.
Ночь поблажки не просила,
молчала, крыши пудря.
Время с той поры отстало,
ненужным стал посредник.
Осьминог, суши бокалы,
но цвет - только в последнем.
6.
7.
...история первая будет о том -
Вечном, но мимолетном,
Лижущим круг, обведенный мелком.
Время пришло. Будь кроток.
Пальцами сам открывай замки,
Воздух тяжел и плотен.
Раны сначала неглубоки,
Бег - как призыв к охоте.
Трепетно шею подставив, ликуй:
Тело - отменный пазл.
Спроса предъявят, как должнику -
Очень пластичны связки.
Скрипом зайдется тяжелая дверь,
Не в одиночку дома.
Толика смысла в этой игре:
Быть неживому живому.
Но, если в доме стакан молока
Станет внезапно синим,
К боли и страху не привыкать:
Все, что пугало - сгинет.
8.
9.
Кончатся голод и жажда,
станет походка легка,
если ты выпил однажды
синего молока.
Мёд превращается в плесень,
хаос - в покой и уют.
Этот напиток чудесен,
жаль, что живым не нальют.
10.
11.
В молоке отражается небо,
заурядное, с рыжей каймой.
Между стенок волна голубела,
целовалась с границей земной.
Контур виден почти без изъятий:
ёмкость, жидкость и метеорит.
Что за счастье, любезный Создатель,
этих красок гармонию длить?
Неживое пребудет послушным,
но в привычке такое едва
ты потерпишь. Разбитая кружка,
пелена, полоса и слова.
Эти линии местных парабол
не сумеет воспеть соловей.
Все религии были неправы,
говоря о свободе твоей.
Сочинил бы унылую рыбу,
древо, полное жёлтых плодов,
неуютный этический выбор, —
но к такому едва ли готов.
Всё, что искрами в пальцы кололось,
умоляя подмостков и сцен,
помещается в белую ёмкость
и трепещет в её синеве.
Не сумевший избегнуть покоя,
растворишься, оставшись бестел.
Если это начало — то кто я,
обращаться посмевший к тебе?
До поры беспросветно наивен,
чья премудрость затем коротка,
нарисованный трещиной в глине,
не сумевший испить молока.
------------------------------------------------------------------------------
Прощения прошу, две работы при выкладке потерялись.
------------------------------------------------------------------------------
12.
13.
История вымышленная, все совпадения с реальными событиями и персонажами — притянуты за уши.
Настоящий памятник Петру Клодту, находящийся в настоящем Академическом саду, создан прекрасным и замечательным скульптором Горевым. Памятник действительно два с половиной года ждал открытия, потому что согласование с властями города затянулось.
Всё остальное — чистый авторский вымысел, не несущий цели никого опорочить или оскорбить. Автору просто приспичило использовать именно эти, а не какие-то другие образы.
- [+]
- В Академическом садике, что прячется за Академией Художеств, стоит ничем не примечательная, похожая на сотни других, скульптура.
“Посмотрите налево, вы видите памятник Петру Карловичу Клодту, скульптора Андреева…” — гнусаво бубнит, искажённый усилителем, голос экскурсовода.
Но сколько бы вы ни смотрели налево, вы не увидите того, что находится там на самом деле.
Дима тоже раньше не видел. Пока ему не подарили щенка. Золотистый ретривер — концентрированный солнечный свет и бесконечный источник энергии. Дима обожал Сыроежку, названного так мамой после досадного эпизода с курицей. Вначале-то мама совсем другие слова говорила, но позднее сменила гнев на милость, и Либо-я-либо-эта-собака стал Сыроежкой, а коротко — Сыр.
В тот день Дима с Сыром не играл. Настроение было плохое, погода была плохой, всё было плохим. Поэтому собака развлекала сама себя, носилась по парку, донимала прохожих, а Дима пинал мяч, представляя, что это голова его заклятого врага — Антона.
Антон запостил у себя на стене оскорбительную фотку, и даже когда Дима предложил ему на обмен своего лучшего шайни покемона, фотку не убрал.
Наконец Дима отвлёкся от своих невесёлых мыслей и огляделся по сторонам. Сыра нигде не было видно. Страх липким комом встал в горле.
— Сыр! Сыроежка!
Поздно ночью отец сказал: “Хватит”. И повёл рыдающего Диму домой.
— Мы его так не найдём. Наверное он убежал, и его подобрали люди. Наверное они уже ищут его хозяев. Мы сейчас напишем объявление и посмотрим в интернете, не находил ли кто щенка.
— Ты правда дурак или притворяешься? — Антон насмешливо глядел на разъярённого Диму. — Только дурак не знает про Клодта.
— При чём здесь моя собака? — сквозь зубы процедил Дима, сжимая кулаки.
Антон неожиданно перестал улыбаться. Понизив голос до шёпота, он сказал:
— А ты вспомни, что было раньше на месте Клодта?
Дима напряг память.
— Ну коробка там какая-то стояла.
— Именно. Огромный чёрный куб. Помнишь, мы ещё рисовали на нём.
Дима вспомнил. Да, когда-то ведь они дружили…
— И что? Сыроежа-то как с этим связан?
Антон сделал большие глаза и быстро заговорил.
Для памятника Клодту, ску́льптору Андрееву позировал один из его учеников - Пётр Конюхов. Жил Пётр в съёмной квартире рядом с мастерской, учился в Академии Художеств, подрабатывал в Макдональдсе. И жизнь его была, не сказать, что очень лёгкая — вечное безденежье, вечный недосып. Приходя домой под утро (скульптор Андреев любил работать по ночам), Пётр падал в неубранную со вчерашнего дня кровать прямо в одежде и засыпал. Как назло, окна его комнаты выходили в Академический садик, где собирались собачники со всей округи. Лай, визги, крики хозяев… Измученный Пётр не мог спокойно выспаться. Он много раз писал объявления и вешал их на деревьях под окном.
СОБАК ПОД ОКНАМИ ДОМА НЕ ВЫГУЛИВАТЬ
ВЫГУЛ СОБАК ЗАПРЕЩЁН
ОСТОРОЖНО, ОТРАВА
Но конечно же это не помогало. Пётр, измученный бессонницей и ненавистью, и правда стал рассыпать под окнами отраву и битое стекло. Но и это не принесло никакого результата. Так бы и продолжал несчастный свою борьбу с собаками, если бы мучения его не закончились совершенно иным внезапным образом.
Скульптор Андреев задумал свою скульптуру Клодту давно. Это должен был стать одним из лучших его проектов. Одна беда — никто не заказывал Андреев эту работу, а его предложения сделать такой памятник за свой счёт, понимания у администрации города не находили. Ну не ставить же скульптуру себе на дачу.
И тогда Андреев, на свой страх и риск, позвал бригаду рабочих, нанял технику и поставил готовую скульптуру прямо напротив своей мастерской - в Академическом саду.
Сидя на ступеньках портика, скульптор любовался своим Клодтом. Он видел, как рабочие отгоняют технику, видел, как ученики отмывают мраморный пьедестал, видел, как один из учеников, тот самый Пётр, прыгает у основания памятника, ровняя гравий. Видел скульптор, и как нога Петра проваливается в плохо засыпанную каменную крошку, а сам Пётр падает, ударившись головой об острый угол статуи.
— Идиот! — закричал скульптор! — Идиот! — кричал он на бегу.
Он всё ещё хлопал Петра по щекам, когда понял, что между камней пролилось слишком много крови.
Незаконно установленный памятник и труп ученика. Согласование в комитете по градостроительству и архитектуре грозило обернуться Страшным Судом. Когда скорая помощь и полиция уехали, скульптор распорядился принести несколько листов фанеры и краску.
Вокруг Клодта был собран деревянный саркофаг, окрашенный в чёрный цвет, а тело ученика лежало в морге.
Однако местные жители клянутся, как слышали, что кто-то кричал и стучал изнутри деревянного короба. И вообще слухи поползли один другого безумней — дескать, памятник-то стоит на крови. Скульптор убил своего ученика, потому что именно с него и лепил скульптуру. Мол, нашёл этот жест красивым, знаковым, да и тюкнул бывшего подмастерья по голове каким-нибудь штихелем. А труп спрятал под памятником — удобно, никто не найдёт.
Слухи так бы и остались слухами, если бы однажды в парке не видели бледного Петра Конюхова, сыпавшего проклятья на хозяев собак. Возможно, это был просто похожий человек. Но говорят, что дух Петра Конюхова, оставшийся на месте его смерти, до сих пор мечтает выспаться и не может — собачий лай мешает. Поэтому стоит только собаке зазеваться, как Пётр утаскивает её под землю и заставляет замолчать навеки.
Дима изо всех сил толкнул Антона в грудь. А потом напрыгнул на упавшего мальчика и принялся мутузить его, куда попало. И когда его уняли при помощи двух учительниц, он поревел, отпросился в туалет и сбежал из школы, прошмыгнув мимо охранника.
В парке почти никого не было — только какая-то женщина курила, высунувшись из окна. Она внимательно оглядела Диму, а потом снова уткнулась в телефон. На её плече сидел рыжий кот. Дима поёжился, но потом вспомнил про Сыроежку.
Пётр Клодт не глядел на Диму - он глядел куда-то вдаль. Совершенно очевидно, что ему не было дело до всей это глупой возни с духами и собаками. Поэтому Дима принялся осматривать камни и песок у пьедестала. В одном углу что-то блеснуло. Дима наклонился, ухватил пальцами это что-то, и вытянул из пыли ошейник. На бирке было выгравировано “Сыроежка”.
И Дима увидел то, чего не видел раньше. Чего не замечал никто на свете. Дима понял, куда смотрел Клодт. Он смотрел в окна, за которым маячило белое бескровное лицо страдающего от бессонницы человека. Человек улыбался, а Клодт хмурился.